Книга Рогора. Дорогой восстания  - Даниил Калинин

– Кошмары мучают меня с самого детства, отец. А ты целых десять лет провел на границе Рогоры и степи, препоручив мое воспитание наставникам. В итоге я не знал ни матери, ни отца… Я не обвиняю тебя, я даже представить боюсь, как сильно ты ее любишь и какова боль твоей утраты. Никто не может себе этого представить… После ты мог выбрать жену из сотни девушек, но не сделал этого. Я горжусь тобой, честно, очень горжусь. И очень люблю тебя, правда. Но давай не будем об этом?

Отец лишь крепко сжал мое плечо, чуть привлекая к себе.

– Ты все же решил с ней объясниться.

– Да, сегодня. Я знаю, ты против…

– Я не против, сынок. Просто я боюсь, что у вас ничего не получится.

– Отец…

– Пойми ты, она из богатой и влиятельной семьи, к тому же красавица. Даже если Хелена поддастся чувствам, согласие на брак должны дать ее родители – те самые родители, что не считают нас ровней.

– Но почему?! Мы тоже не бедняки!

Родитель лишь поморщился в ответ. То ли от моей несдержанности, то ли при упоминании о собственном достатке.

– Нет, не бедняки. Но не сравнимся с семьей Хелены! С их возможностями ее ждет судьба придворной дамы, а тебя… Тебя ожидает стезя или военного, или советника.

– Я не вернусь в Рогору!

– Ты воспротивишься воле короля?

Проклятье!.. Слишком много плохого связано с моей родиной, чтобы я желал отправиться в Рогору служить советником, но тут отец прав – воле короля не воспротивишься. Советники набираются из таких же родов, как и наш, – не очень влиятельных, не очень богатых, зато честных и преданных короне.

Вот только за честную службу редко воздают по достоинству: при дворе правят бал лизоблюды, интриганы, дорогие (и не очень) шлюхи дворянских кровей, сиречь фаворитки… Но и проживать жизнь честного служаки, которого ни во что не ставят, как-то не хочется. Уж лучше военная стезя: хотя сейчас и нет войн, но в недалеком будущем все возможно, а при удачном раскладе можно достичь определенных высот!

– Нет, противиться воле короля я не стану. Но и от Хелены не откажусь. Я люблю ее.

Чуть усмехнувшись, отец крепко сжал мне руку:

– Раз любишь, действуй. Но голову не теряй.

Несмотря на некоторую бедность рода, дворянское наше гнездо располагается всего в паре часов верховой езды от столицы. А в самой Варшане у нас имеется неплохой, парадный, так сказать, дом – с парой слуг, конюшней и моими самыми дорогими нарядами, которые только и можно надеть на прием к князю Разивиллу и последующий бал.

Вертясь у большого зеркала, словно юная пани (вот уж сравнение), я придирчиво расправляю новый камзол, после чего старательно нахлобучиваю шляпу с перьями – последнее веяние моды из самой Ванзеи[14]. Вроде неплохо. Очередной раз приложившись к бутылке сладкого молодого вина – некрепкое, чуть-чуть для храбрости – и закусив его соленым, терпким сыром, вновь верчусь перед зеркалом, словно в пируэте. Ну, кажется, сойдет.

– Халеб! Поднимай возницу, опаздывать к Разивиллам ни в коем случае нельзя!

Можно было бы верхом, но в столице нынче в моде кареты – наверное, потому, что самые знатные представители элиты разожрались столь страшно, что верховая езда стала для них непосильным испытанием. Бедные кони облегченно выдохнули…

Сбежав по лестнице вниз и выскочив в пустой двор, я словно ныряю в теплый, обволакивающий воздух вечерней Варшаны, пропитанный запахом многочисленных цветов, ароматами костров и томящегося на огне мяса… Район для… скажем так, среднего класса с претензией на зажиточность наполнен всевозможными тавернами, чистыми и достаточно респектабельными для шляхты[15] средней руки (вроде меня), не самых бедных купцов и верхушки цеховых ремесленников. Поэтому запахи окороков, неторопливо коптящихся «по-горячему», румяной свинины, истекающей жиром на углях, скворчащих на сковородках колбасок буквально сбивают с ног. Находиться на пустой желудок здесь решительно невозможно.

Женская же половина населения успевает за последней модой, опять-таки ванзейской, в части разведения садов и цветников. Кто побогаче разбивает настоящие оранжереи с ароматными и сочными «восточными яблоками», покрытыми толстой, золотисто-оранжевой кожурой. По слухам, они помогают от многих болезней, да к тому же, смею судить, весьма приятны на вкус.

– Халеб!!!

Возничий мгновенно показался в воротах:

– Господин, все готово! Экипаж дожидается вас на проспекте!

Забравшись в открытый легкий тарантас, поудобнее усаживаюсь на заднем сиденье.

– Вперед!

– Через Королевский парк по Господарскому мосту?

– Успеем? Мне необходимо быть у Разивиллов через полтора часа!

– Будем через час!

– Ну, тогда по Господарскому, да с ветерком!

Тарантас мягко тронулся – качественная фряжская выделка – и не спеша покатил по узеньким улочкам Белого квартала, названного так по цвету стен, подчеркивающему довольно высокое положение его жителей. «С ветерком» будет чуть позже, на широких проспектах у Королевского парка.

Любуясь открытыми верандами таверн, во множестве украшенных домашними цветами, я невольно восторгаюсь Варшаной, жизнь в которой бьет ключом круглые сутки.

Раннее утро – время ремесленников, спешащих со всех концов города к рабочим местам. Шустрых, чумазых, еще свежих после сна и оттого жизнерадостных – по крайней мере складывается именно такое впечатление, когда заслышишь их остроумную и насмешливую перебранку.

День посвящен делам купеческим и обращениям дворян, направленным или городскому магистрату, или Совету господарей[16], или даже самому королю. Но вечер – это время преображения деловой и где-то даже напыщенной, гордой Варшаны в веселую хохотушку и гуляку – такое приходит сравнение, коль бросишь взгляд по сторонам. Везде слышатся беззаботный смех, уже хмельные выкрики и песни, глаз радуют молодые варшанские панночки, чудо какие симпатичные. Иной раз бросишь взгляд даже на неблагородную молодую девушку в мешковатой поношенной одежде – а сердце вдруг сбивается с привычного ритма, когда видишь ласковую, приветливую улыбку, свежую и нежную, словно лепестки сирени, кожу, ниспадающие на лицо непослушные локоны… И с самого вечера горожане веселятся, смеются, поют, танцуют… уединяются в укромных уголках узких переулочков, где не пройдет случайный прохожий и куда не додумается идти искать счастья ночной тать.